Русская Православная Церковь
Финансово-хозяйственное управление

Иеромонах Никандр (в миру Сергей Сергеевич Пилишин) — один из тех, кто прибыл с командой митрополита Игнатия на Саратовскую кафедру. Батюшке только тридцать четыре года, но у него уже настолько разнообразный и внушительный послужной список, что хватило бы на несколько биографий. В образовательной копилке — горное дело, журфак, духовная семинария и академия. Несколько лет он нес послушание иподиакона у Святейшего Патриарха Кирилла, пробовал свои силы в преподавательской деятельности, занимался реставрацией храмов. В Саратове ему предстоит совмещать несколько направлений: пресс-­секретарь главы Саратовской митрополии и руководитель информационно-­издательского отдела епархии, благочинный монастырей, ключарь Покровского храма Саратова. О том, каким был его путь пастыря, отец Никандр рассказал нашей газете.

Почему надо быть «хорошим»?

— Вы родились в Ростовской области. Какими были Ваши детские годы? Что­-то тогда предвещало, что Вы изберете путь служения Богу и Церкви?

— Да, родился я в городе Шахты, семья у меня была рабочая, к Церкви не имела никакого отношения. Но при этом вера в то, что Бог есть, была у меня с раннего детства. Возможно, благодаря тому, что на лето я уезжал к бабушке в деревню, и там соседи брали меня на службы в сельскую церковь. Помню такой эпизод: мне лет десять, я в гостях у бабушки и должен уйти домой к родителям, но начался очень сильный дождь, который не позволил мне это сделать. Я так расстроился! А у бабушки была икона Божией Матери «Скоропослушница». Я так понял, что, наверное, Она скоро исполняет то, о чем просишь. Стал горячо молиться о том, чтобы дождь прекратился. И буквально через несколько минут дождь перестал идти, я побежал домой. Это был мой первый опыт молитвы, и конечно, он мне запомнился надолго. Но до осоз­нанного прихода в Церковь было еще далеко.

— А при каких обстоятельствах это произошло?

— Это было в Санкт-Петербурге, куда я приехал учиться горному делу. При университете есть домовый храм в честь преподобного Макария Великого. И однажды совершенно случайно (хотя это по-человечески случайно, а на самом деле, по Промыслу Божию) я в этот храм заглянул. Вышел из алтаря священник, который предложил помогать в храме. Я, конечно, был ошарашен, но любопытство свое взяло, и я согласился. С этого момента начался сложный, но самый важный в моей юношеской жизни период.

— А в чем эта сложность заключалась?

— Меня родители воспитывали в духе развитого коммунизма, они внушали, что всегда нужно быть хорошим человеком — порядочным и прилежным. И я таким и был. Сначала примерным ребенком, потом старательным учеником, затем ответственным студентом. Но мне никогда не объясняли, а почему надо быть хорошим? Кому это нужно? И когда я уехал из дома в большой город, где увидел совсем другую жизнь, во мне началась мучительная внутренняя борьба. С одной стороны — устои, которые закладывались с детства, с другой — жизнь, которая с ними несовместима. И однажды я сам для себя решил, что хочу попробовать быть плохим. Познакомился с представителями так называемой «золотой молодежи» Петербурга и с ними вкусил ночной жизни северной столицы сполна. Доброе начало, посеянное во мне родителями, еще было живо, и мне было страшно с ним расставаться, поэтому на уровне учебы я оставался прилежным студентом. Ходил на лекции, сдавал экзамены. Но это было днем. А ночью у меня была обычная жизнь современного молодого человека.

— Что же случилось, что Вы с этой дорожки свернули?

— Это было точно так, как описано в евангельской притче про блудного сына. Помните, когда сын оказался в далекой стране, растратил все имущество, он пришел в себя (см.: Лк. 15, 11–32). Вот и я так же. Однажды я обнаружил, что не понимаю, что за люди вокруг меня. И вот тогда я впервые задался вопросом о смысле жизни. Вообще, что такое жизнь, для чего человек рожден? Ответов не находил. Тогда я поехал в монастырь праведного Иоанна Кронштадтского на Карповке и горячо молился святому Иоанну о том, чтобы он мне помог. Потому что я был дезориентирован, я не знал, куда идти, что вообще мне делать со своей жизнью. И я явственно почувствовал отклик: словно святой Иоанн взял и вывел меня из той жизни, в которой я погибал. После той молитвы вместо сумбура и тяжести внутри появились радость и свобода. Вот тогда я пришел в первый раз осознанно в храм, у меня были первая исповедь и первое Причастие. Хорошо помню, что после исповеди, которая длилась несколько часов, в душе возникла пустота. Тоже в Евангелии описано это состояние, когда Господь выметает из души всю скверну. Но при этом я понимал, что этот вакуум нужно обязательно чем-то заполнить. И тогда я начал активно воцерковляться, передо мной открылся мир христианства — мир Евангелия, святых, и моя жизнь наполнилась смыслом. Это было самое настоящее перерождение и преображение. Я был настолько поражен всем, что со мной произошло, что очень захотел отблагодарить Господа за то, что Он появился в моей жизни. Начал размышлять, что я могу принести Ему. И ничего лучшего не придумал, чем принести в дар Богу свою жизнь. Уже тогда, на втором курсе университета, я принял решение, что после окончания вуза обязательно посвящу себя служению Богу. Причем я хотел отдать себя полностью, без остатка, уже тогда знал, что приму монашество.

Никандр вместо Никанора

— Как скоро Вам удалось свое намерение реализовать?

— Не скоро. Три года, пока я доучивался в университете, я донимал настоятеля домового храма протоиерея Владимира Сорокина разговорами о том, что хочу учиться в семинарии и стать священником, а он мне всегда говорил о том, что России очень нужны грамотные инженеры. Наверное, он понимал, что тогда я еще был человеком не очень церковным, и аккуратно меня осаживал. Но я не отступался, и когда был на пятом курсе, он, видимо, осознав, что намерения мои серьезные, сказал: «Хорошо, напишу тебе рекомендацию». Для себя я решил, что буду учиться в Лавре, потому что там мой небесный покровитель — преподобный Сергий. После окончания университета поступил в семинарию и семь лет провел под покровом святого Сергия. На втором курсе начался новый интересный этап — Патриарх Кирилл взял меня в иподиаконы, и я нес это послушание три года. Это было уникальное время, когда я смог увидеть всю полноту Русской Православной Церкви. С Патриархом мы ездили по всем епархиям — от Калининграда до Магадана, были и за границей. Я имел возможность познакомиться с особенностями жизни в разных монастырях, в том числе и на Афоне.

— День пострига помните?

— Конечно! Я к этому дню очень долго шел. Это был Великий пост 2015 года. Святейший приехал в Лавру, я подошел и сказал: «Ваше Святейшество, я желаю принять монашеский постриг». Он посмотрел на меня и говорит: «Ты хорошо подумал?» Я ответил: «Хорошо». А Святейший снова спрашивает: «А ты за себя тридцатилетнего, сорокалетнего, пятидесятилетнего и шестидесятилетнего тоже подумал? Сможешь ли ты и в зрелом возрасте быть монашествующим, потому что монашество — довольно тяжелая участь. Одно дело, когда ты радости и горести разделяешь в семье, и совсем другое дело — когда ты один». Я сказал, что готов. На самом деле, я и раньше чувствовал себя готовым, но на постриг не были согласны мои родители. Они хотели продолжения рода, мечтали о внуках, я ведь у них единственный ребенок. Но у меня было свое видение жизни. Я им об этом сообщил и просто ждал, пока они созреют. И вот на мой двадцать девятый день рождения они мне позвонили и сказали, что хотя до конца не принимают мой выбор, но, зная мое желание, дают мне на монашество свое родительское благословение. И вот только после этого, когда я знал, что не будет искушений, связанных с нарушением воли родителей, я пошел к Святейшему за благословением. Постриг совершился у мощей преподобного Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой Лавре. И здесь Господь явил Свою волю в том, какое имя мне было дано в монашестве. Постригал меня архиепископ Верейский Евгений, а когда владыка постригает, он имена подбирает сам, записывает их на небольшой листок, прикрепляет листок к «Чиновнику». Владыка хотел меня постричь с именем Никанор. Но он так прикрепил листок бумаги к «Чиновнику», что скрепка легла на букву «о», и в темноте во время пострига он мое имя прочитал, как Никандр. Владыка потом понял, что хотел дать мне другое имя, но изменить уже ничего было нельзя. Профессор Московской духовной академии Константин Ефимович Скурат подошел ко мне после пострига и сказал: «Явно Господь вмешался в это дело и дал тебе имя, какое Он хотел». Перед постригом мой духовный отец дал мне наставление: «Постарайся все, что произойдет, принять с радостью». Конечно, я был очень рад, что все именно так получилось. И самые яркие впечатления — это первые дни после пострига, когда я находился в алтаре. Могу сказать откровенно, что там я настолько явно чувствовал присутствие Бога, что мне казалось, если я руку вправо сдвину, то почувствую, что Господь рядом сидит. Позже я читал у святых отцов и общался с монашествующими — все подтверждают, что первые дни после пострига всегда сопровождаются явным присутствием Бога. А потом Господь на время немного отдаляется для того, чтобы человек уже мог сам потрудиться. Но в сердце всегда живет память о том, как сладостно, когда Он рядом, и ты знаешь, что можешь к этому состоянию вернуться. Одного этого факта вполне хватает для того, чтобы переживать все жизненные невзгоды.

— А были за это время какие-то такие серьезные испытания, искушения?

— Конечно. Но что такое искушения? Это момент, когда Господь проверяет твое намерение. Когда я признался своему духовнику о желании быть монашествующим, он мне сказал, что из человека монаха делает не постриг. Сначала человек должен навыкнуть жизни монашеской, а постриг — это уже свидетельство перед другими людьми, что он сформировался как монах. Поэтому искушений не избежать, иначе как ты поймешь про себя, что ты поступаешь, как монах, как христианин? Одно из самых серьезных испытаний, которые мне довелось пережить вскоре после того, как я стал священником, это смерть отца. Меня рукоположили в декабре, а в январе я уже приехал домой хоронить папу. И он был первым человеком, которого я отпевал. Конечно, это было тяжело, но даже в этой скорби Господь явил мне Свою милость. Паисий Святогорец говорил о том, что родители, которые отдают осознанно своих детей на монашеское служение, сподобляются участи праведного Авраама, который был готов своего сына принести в жертву Богу. Папа очень тяжело принимал мое решение стать священником, тем более монашествующим, но все же он смирился, осознанно меня благословил на постриг. Когда его привезли отпевать, я не разрешил снимать с него пелену, потому что хотел, чтобы в памяти людей, пришедших с ним попрощаться, он остался таким, каким был при жизни. Но потом, когда ехали на кладбище, я остался с ним один на один и снял с него пелену. Увиденное меня потрясло. Папа лежал с детской блаженной улыбкой на лице. Он улыбался так, как в самые счастливые моменты своей жизни! И для меня это было явным знаком, что Бог принял его. Я нисколько не сомневаюсь, что Господь простил ему все грехи лишь потому, что папа принял такое решение — осознанно пожертвовать своего ребенка на служение Христу.

Увидеть в человеке Христа

— Скажите, в Вашем служении есть момент, когда Вы особенно остро чувствуете, что ради этого стали священником, монахом?

— Безусловно, это Литургия. Каждая Литургия — это вообще отдельная мистическая жизнь. Когда ты совершаешь Евхаристию, у тебя такое состояние, словно ты сделал что­то очень значительное, большое. Еще очень много дает общение с людьми. В каждом человеке мы призваны видеть Христа. И раньше наши предки это умели. На севере России было принято никогда не запирать двери домов, а в сенях была специальная лавочка для странников. Любой человек мог зайти и на этой скамеечке отдохнуть. И хозяева никогда не прогоняли странников, потому что свято верили, что по земле ходят Богородица и святитель Николай. Поэтому, если не примешь в своем доме мужчину, то можешь святителя Николая не принять, если женщину не примешь, то Богородице откажешь. Вот такая была традиция, и она отражает главную заповедь о любви к людям. А сейчас человеку в этом мире очень холодно. И я стараюсь любить людей, постоянно молюсь, чтобы Господь помогал мне в этом, и прошу Его принять эти усилия как попытку исполнить заповедь о любви к Нему.

— А были случаи, когда Вам реально было трудно любить человека? Как Вы выходили из этой ситуации?

— Из этой ситуации есть два выхода. Первый путь — я стараюсь выстроить такую дистанцию, при соблюдении которой наше общение не приносит никому дискомфорта. Второй путь — это следование святоотеческому совету: если в сердце любви к человеку нет, а тебе нужно с ним общаться, то значит, нужно начать через силу делать дела любви, и через эти дела любви рано или поздно любовь родится. Так тоже работает.

— Вы упоминали о своих духовных наставниках. Расскажите о них. Какие советы они Вам дали, которыми Вы пользуетесь в своей жизни?

— С моего прихода в Церковь вся моя жизнь проходила по благословению старцев. В семинарию я поступал по благословению архимандрита Наума (Байбородина), духовника Троице-Сергиевой Лавры. Когда был иподиаконом Святейшего Патриарха, жил в Переделкино и часто приходил в келью к архимандриту Кириллу (Павлову). А своего духовника я нашел в Оптиной пустыни — это архимандрит Венедикт (Пеньков). Это было так… как любовь с первого взгляда. Просто наши сердца встретились, и больше мы с ним уже не расставались. Последние девять лет его жизни я был рядом с ним. Я видел его жизнь, его молитву, его отношение к делу. Собственно говоря, все, что я умею и знаю сегодня — это все заслуга отца Венедикта. Он научил меня, что значит любить Бога, что значит любить Священное Писание, как нужно относиться к братии монастыря, к людям, именно в его жизни я увидел, как реализуется в деле главная заповедь христианства о любви. Отец Венедикт был духовным чадом отца Кирилла. Общение со старцами очень много дает молодому человеку. Иногда даже не хочется что­то спрашивать, достаточно просто быть рядом с ними, и ты сам преображаешься. В их жизни подтверждаются слова преподобного Серафима Саровского о том, что когда человек стяжает дух мирен, то вокруг него люди спасаются, это явно так было. А все самые серьезные решения в моей жизни я соизмерял с благословением Святейшего и так проверял волю Божию о себе. Поэтому я безмерно счастливый человек. В моей жизни было и сейчас есть очень много людей, которые верны Церкви, честно служат Христу и которые являют в своей жизни трезвое евангельское христианство.

Что касается советов, то самый хороший совет, которым я руководствуюсь и по сей день, дал мне когда-то отец Венедикт. Звучит он так: «Постарайся ни к кому и ни к чему не прилепляться, только тогда ты сможешь все воспринимать по воле Божией». То есть не надо сильно прикипать к людям, к месту, к обстоятельствам жизни, потому что даже на моем примере можно увидеть, как сильно все может измениться. Я служил в Москве, в Астрахани, в Вологде, теперь в Саратове. И везде были замечательные люди, с которыми складывались добрые отношения, с ними по-человечески жалко было расставаться. Но если каждый раз отрываться от людей или места с болью, то рано или поздно начнешь роптать на Бога.

Второй совет — тоже от отца Венедикта: «Что бы ни было с тобой в жизни, всегда старайся воспринимать это с радостью». Отец Венедикт говорил, если что-то произошло, ты смущен, открывай апостола Павла и читай: Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите: ибо такова о вас воля Божия (1 Фес. 5, 16–18). Больше никаких духовных советов не нужно. Иногда нам кажется, что слова апостолов — это не про нас, нам нужно что-то более конкретное. Но на самом деле, никто ничего нового не придумал. Если мы будем в своей жизни стараться этот апостольский наказ исполнять, то мы точно будем жить по воле Божией.

Газета «Православная вера» № 20 (664)

[Иеромонах Никандр (Пилишин), Беседовала Ольга Протасова]